В конце 1980-х – начале 1990-х журнал «Огонек» – это целая империя. Тиражи – миллионные, публикации – суперинтересные. Деньги есть, все хорошо. Членами редколлегии были звезды: Елена Боннэр, правозащитница, Марк Захаров, режиссер театра «Ленком», Юрий Никулин, народный артист... Другие лидеры общественного мнения и политического влияния.
А потом начался спад. Сократили тираж, журнал начинает выходить не еженедельно, а раз в две недели или раз в месяц. А реклама выкуплена на год вперед и обязательства подписаны на определенное количество полос на определенное количество номеров. При таком графике выхода обязательства эти журнал выполнить не мог. Пошли претензии и судебные тяжбы.
Забуксовал фирменный проект «Огонька» – издание книг по подписке, деньги на которую также собрали.
В общем, положение было достаточно тяжелое. Но почему-то руководство журнала решило, что я могу вытащить журнал в плане рекламы. И я стала директором рекламного агентства «Огонек», которое так и называлось – «ОГРЕ».
А между тем, через несколько месяцев, 1 апреля 1993 года «Огоньку» в его советском варианте исполнялось 70 лет.
Решили, что праздновать не надо. От советского времени пытаются дистанцироваться. Ситуация в стране и самом журнале ну совсем не праздничная. Да и мероприятие это затратное.
Но я пропустить праздник не могу, это не в моих традициях. Начинаю доказывать членам редколлегии, что праздновать обязательно надо, причем не просто, а с большим размахом. И в результате всех убедила. Валя Юмашев, на тот момент заместитель главного редактора «Огонька», заручился согласием Бориса Ельцина присутствовать на юбилее.
Местом празднования основной даты выбрали Дом приемов президента, на углу Мосфильмовской и Косыгина. Дом приемов здесь располагается со времен Сталина. Не знаю, бывал ли там Сталин, но Хрущев точно.Комендант этого здания со времен Хрущева работал в этом особняке. Там бывали все первые лица, устраивались иностранные приемы и другие престижные мероприятия. Очень красивые залы, большая территория…
Гостей планировалось много – и члены правительства, и окружение Ельцина, и журналисты, главные редакторы разных изданий, зарубежные журналисты, деятели театра и кино.
Началась подготовка. Для начала я поехала к коменданту Дома приемов. Он на встречу собрал большую, представительную делегацию. C их стороны – одни мужчины.
А я одна. Разговор шел странный. Они мне говорят: «Вы знаете, у нас тут проводили несколько мероприятий, но это было ужасно. У нас и ложечки воруют».
Каждый из приглашенных комендантом на совещание интересуется своим направлением. «А кто у вас будет за гостей отвечать?» – «Я буду». – «А за транспорт?» – «Я». Когда на пятом «я» они поняли, что это все завалится, то махнули рукой – ну будет, что будет. Пришло к ним распоряжение предоставить помещение? Хорошо, предоставим. А дальше – как получится.
Встречались мы сначала раз в две недели, потом уже чаще. Последний раз – накануне мероприятия. И я практически с первой нашей встречи говорила, что будет Борис Николаевич Ельцин. Они объясняли, что если Борис Николаевич будет, то они об этом узнают раньше. И так каждую встречу… Вот обсуждаем, что по бартеру у нас будет шампанское, водка… Вот еще какой-то момент, еще один… Ну а что там с Борисом Николаевичем? Вы как-то к этому готовитесь?
И каждый раз меня тихо задвигали, особо не слушали. Все, что я говорила, как-то пролетало мимо них. Они для себя понимают, что раз никакой команды сверху готовить супер-мероприятие с участием президента у них нет, значит, и Ельцина не будет.
Раз я готовлю мероприятие, то мне нужно, чтобы были сувениры, подарки всем гостям. И поскольку я не люблю делать вещи традиционные, надо что-то придумать оригинальное. И мы делаем большую красивую коробку со спичками – ведь мы же «Огонек»!
Эта коробка стоит отдельного упоминания. Она достаточно большая получилось, где-то тридцать на сорок сантиметров и пять сантиметров в высоту. По боковым сторонам – названия и логотипы всех дочерних проектов «Огонька», «деток» (советско-британская творческая ассоциация, фонд «Огонек-АнтиСПИД», «ОГРЕ» и другие).
Открываем: на внутренней стороне крышки – кросс-ворд по истории «Огонька» и вопрос, что впервые в конце 1920-х годов для своих читателей затеял «Огонек»? Тут же даются ответы, потому что другого варианта дать ответы не будет.
Дальше – пачка длинных «каминных» спичек, здесь все эмблемы «Огонька» за все годы его существования.
Я послала нашего фотокора в Ленинскую библиотеку, чтобы он заказал дореволюционные журналы «Огонек», первые номера и последние, когда он еще выходил в дореволюционном варианте.
Он мне звонит: основной фонд в Химках, надо заказывать, но до революции выходило пять разных «Огоньков», в разные годы по-разному. Один выходил в Одессе. Один выходил несколько лет, но заглох. Я говорю: хорошо, читайте мне все аннотации. Времени заказывать все журналы и смотреть, какой из этих Огоньков «настоящий», просто нет. Читает. На слух я плохо воспринимаю, но другого выхода нет, надо выбрать прямо сейчас. Два-три раза в жизни у меня было ощущение, что это какой-то голос свыше мне сказал. Один из них – как раз в этой истории с дореволюционным «Огоньком». Описания – практически одинаковые, иллюстрированное общественно-политическое издание, тираж, город издания… Говорю, ну давайте вот этот.
Он заказал, через несколько дней фотограф отснял самые первые номера, отснял последний номер уже перед закрытием, приносит мне снимки. Причем были журналы, которые раньше выходили, чем этот. Почему я на нем остановилась, я действительно не знаю, но у меня было ощущение, что кто-то просто четко указал, что именно этот нужен.
Ну, а дальше смотрим – у последнего номера «Огонька», вышедшего в самом начале 1918 года, логотип точно такой же, как логотип журнала 1923 года, только без ятя.
То есть, Михаил Кольцов, собираясь издавать журнал «Огонек» в начале 20-х, дает прямую ссылку на тот самый, который я выбрала!
И тут, кстати, любопытно, что, когда после революции начали издавать популярные прежде издания, в их дореволюционное название добавляли разные слова, чтобы сделать их более советскими. Например, «Нива» стала «Красной Нивой».
А Кольцов, наоборот, делает прямую отсылку к первоисточнику. При этом надо понимать, что первая редакция «Огонька» - это сливки поэзии и журналистики 1920-х годов. То, что именно 1 апреля решили выпустить первый номер советского «Огонька»… То, что он продолжает старый… Там были и второй, и третий, и какие еще другие смыслы заложены. Они играли, это была пародия, это была мистификация.
На самой первой обложке «Огонька», который выходит в 1923 году, такая костлявая рука, которая переворачивает три страницы между 1918-м и 1923-м годов: пять лет, а страниц там три...
Возвращаясь к коробке спичек... Здесь, мы собрали все дореволюционные и послереволюционные логотипы «Огонька». C ятями и без ятей, как он выходил с Орденом Ленина, и без Ордена Ленина.
Опять же, если говорить об истории. Вот дореволюционный «Огонек», первый номер, новогодние номера. Императорская семья, искусство в стиле барокко. А вот обложка первого номера 1923 года. Рука переворачивает все-таки три странички. Дальше уже обложки советского времени: «Наш паровоз вперед летит», «Сельское хозяйство», «Дело Ленина живет и побеждает».
Вот День Победы на обложке 1991 года. Вот фото Патриарха Всея Руси… Это разные варианты жизни советского и постсоветского общества – наиболее значимые картинки, которые символизировали время. Все это на коробках спичек, они разного размера и по-разному оформлены.
Еще здесь – коробочки со спичками «промежуточной» длины (длиннее, чем обычные, короче, чем каминные). Ими хорошо костер разжигать. На каждом – редакторы «Огонька», которые возглавляли журнал с апреля 1923 года: Кольцов, Евгений Петров, Ермаков, Добрынин, Сурков, Сафронов, Коротич. И на тот момент главный редактор Лев Гущин, учредитель – трудовой коллектив. Написано, что выходит с апреля 1923 года.
Но это были еще не все коробочки, надо было еще другие оформить. Одну коробочку мы решили показать – как журнал планируется, верстается и, в конечном итоге, выходит. Попросили Андрея Вознесенского, а он у нас был постоянным автором, и задача эта ему понравилась, он нарисовал эскизы, под нужный размер и пропорции.
Тут был, кстати, такой забавный эпизод. Мы встречаемся с ним в Доме литераторов, он приносит эти эскизы, и они у него падают. А у художников, писателей, архитекторов, есть примета, что если упало, то это очень плохой знак и надо обязательно сесть на упавшую рукопись или рисунок. И вот Андрей Вознесенский берет эту пачку эскизов и на нее садится.
В журнале было много рубрик. Вот «Огонек», вот его рубрики спрятаны, сдвинуты – «Политика», «Диагноз», «Зарубежье», «Реформы», «Шанс», «Житье», «Былое», «Культура», «Спорт», «Криминал», «Юмор». Первая буква была красная. И процесс: как приносится рукопись, ее читают, зам. ответственного секретаря, ответственный секретарь, зам. главного редактора. Здесь все подлинные подписи, даты, когда сдано, в какой номер. И стихи Андрея Вознесенского, которые были опубликованы. Дальше идет корректура, корректорские знаки, что сдвинуть, куда, указатели, какая полоса, номер и т.д. Вот из рукописного наброска все переносится на редакционный стол, на корректорский, а потом печатается и уже выдвигается рубрика «Россия. Поэзия».
А еще, так как «Огонек» – иллюстрированный журнал, то большое значение имеют фотографии, а следовательно – и фотографы. Поэтому у нас есть коробочки цилиндрической формы, в виде свернутых пленок – Kodak, ORWO, Fuji. Всего их восемь. На каждой наиболее известные фотографии «Огонька» (один фотограф – одна фотография). Первая лампочка Ильича. Голые девочки на фоне Кремля. Горбачев. И т.д.
В серединке совсем маленькие спички – это «детки» «Огонька». И две квадратные коробочки – тоже рубрики. В «Огоньке» был такой клуб карикатур, который назывался «Нет проблем». На гранях коробки четыре карикатуры. На другой коробке – анекдоты от Юрия Никулина. Это тоже была постоянная рубрика. Но опубликованные в журнале анекдоты оказались слишком длинными для маленькой грани коробочки.
Звоню Никулину: «Нужно четыре анекдота, но очень коротких». «Наталья, где я их тебе возьму?». И гудки... Проходит три или пять минут. Раздается телефонный звонок: «Записывай». И я записываю.
Спички сделали в Балабаново на спичечной фабрике.
Но это были не все подарки. Нужны же сувениры?! Находим часовой завод в Петербурге, который делает, как все часовые заводы на тот момент стали делать рекламу. Но реклама на циферблате, которую делают все, – это же не интересно. Давайте сделаем рекламу на стрелке. Надо иметь в виду, что от переговоров до тиража – один месяц.
На часовом заводе мне объясняют, что никто в мире никогда не делал рекламу на стрелке, это невозможно, потому что это меняет механизм, все надо перестраивать, а стрелка становится тяжелее. Но попробовать мы можем? Вторые часы мы заказали на 24 часа, там сложностей никаких не было, просто эмблема на циферблате. А здесь никогда в жизни и никто не делал. И звонят мне с завода такие довольные и счастливые: «Наталья, у нас получилось!».
Потом нашли брелоки для ключей, и если нажимаешь на кнопочку, на которой будет написано «Огонек», то загорается огонек. Символ «Огонька» – горящая спичка, горящая лампочка. Огонек везде и во всем. Но это сделали без проблем, нанесли логотип, зажгли лампочку, поставили батарейки.
Во многих театрах Москвы проходил своеобразный фестиваль – «Звезды в честь «Огонька», афиша которого была опубликована в журнале. Постановки – самые известные. Виктюк, Рыбников, «Крутой маршрут», «Баттерфляй», «Безумный день, или женитьба Фигаро», «Нижинский» (очень хорошая пьеса, которая мало шла, в которой Меньшиков и Феклистов в главных ролях играли).
Параллельно со всем этим шла подготовка непосредственно к мероприятию: списки гостей, номера машин… Как и при подготовке любого масштабного мероприятия, требуется очень много согласований. Обычно этим занимается некий оргкомитет, но тут оргкомитета нет, есть наше рекламное агентство, которое должно еще заниматься рекламой в «Огоньке».
Естественно, редакция тоже участвует. Сергей Николаевич занимается культурной программой, ведет встречи с разными артистами и режиссерами. Художники рисуют, фотографы снимают. Но главный штаб – это наше агентство. Соответственно, все отделы запрашиваются, кого они хотят позвать на мероприятие, за каждого почетного гостя отвечает кто-то из членов редколлегии и т.д.
Параллельно мы заключаем бартерный договор на 400 бутылок шампанского с «Заводом шампанских вин». Они нам шампанское, а мы ставим их рекламу. Агентство «ОГРЕ» занимало две небольшие комнатки. В какой-то момент войти туда было просто невозможно – все уставлено ящиками с шампанским.
Распределили шампанское так: 10 спектаклей театрального фестиваля, на каждый спектакль мы привозим 20 бутылок шампанского. Начинается действие с того, что выходит главный режиссер, поздравляет «Огонек», а после спектакля от нас выносят красивую корзину с цветами. Ни одна корзина не повторялась, каждая была шедевром.
Кроме театров был еще концерт в Торгово-промышленной палате, в которой только закончился ремонт. Красивейшее здание, в котором впервые звучит живой оркестр – у нас играл недавно созданный оркестр Вивальди. Здесь тоже поздравляли журнал.
И продолжаются мои встречи с комендантом и с его коллегами, и каждый раз примерно одни и те же вопросы.
И каждый раз я повторяю, что будет Борис Николаевич. Они по-прежнему не верят.
Отпечатали пригласительные билеты. Очень дорогая, красивая бумага. Пригласили специального каллиграфа, который вручную со всеми виньетками написал каждый именной билет и конверт. Сотрудники редакции, водители, приглашенные курьерские службы уже развезли приглашения почетным гостям.
Работа кипит, так или иначе впряглись все.
С шеф-поваром Президента составляем меню. И еще предусматриваем отдельный небольшой зал на 20 человек, который накроют специально для членов редколлегии, чтобы, когда все гости разъедутся, можно было спокойно посидеть – снять напряжение, выпить и, наконец, поесть.
Параллельно привозят то одну, то другую сувенирку. И 31 марта утром мне из Балабаново привозят коробку спичек с тем, чтобы я завизировала, что все правильно, и можно остальной тираж доделывать, упаковывать. Я подписываю, коробка остается у меня.
В тот же день, 31 марта у нас по программе «Звезды в честь «Огонька» представление в цирке у Юрия Никулина. Утром мне звонит Никулин: «У меня сегодня гости. А где шампанское?» – «Все будет». Вечер, Лева Гущин стоит на ступеньках цирка на Цветном бульваре, подъезжает машина, из которой выходят Елена Боннэр и привезший ее Константин Смирнов, журналист «Огонька». Боннэр растеряна: «Я не понимаю, зачем мы приехали в цирк? У меня встреча, мне надо было…» Лева ей : «А вы давно, наверное, не были в цирке?» – «Ну, лет тридцать». И как-то она оттаяла...
Приехал Марк Захаров, приехал Адам Михник. Всех провожают в директорскую ложу. Юрий Никулин выходит на арену, говорит красивые слова об «Огоньке», возвращается к нам, наливает шампанское. Я понимаю, что он мне диктовал анекдоты для этих спичек, он почти соавтор, ему будет приятно этот подарок сегодня получить, и я ему вручаю эту коробку, которую пока никто еще не видел, даже Лева Гущин.
Никулин радостно рассматривает большую подарочную коробку, вынимает разнообразные спичечные коробки.
А я боковым зрением вижу, что Марк Захаров и, особенно, Елена Боннэр обижены. Михник никак не прореагировал.
А здесь явная обида, как у ребенка, которому не дали конфету или игрушку. Я выскакиваю в холл и начинаю скупать все на свете – какие-то носики, пищалки, распихиваю по карманам. Возвращаюсь: «А это вам, а это вам». Все улыбаются, Боннэр замечает: «А у меня двое внуков». Надо было как-то снять напряжение. А сказать, что завтра у всех будет по такой же коробке, было просто невозможно.
Заканчивается это замечательное мероприятие. Я еду в «Огонек», самая большая комната – это, естественно, зал заседания редколлегии. И в этот зал мы уже притащили все пакеты, все сувениры, все книжки, списки, кому что дарить. Начинаем укладывать. Около 12 ночи приехала машина из Балабанова. Часам к пяти утра мы, наконец, закончили раскладку.
Между тем, уже на 100% ясно, что Ельцин будет. Дня за три или за четыре он звонит Леве Гущину: «Нам прислали один билет на двоих с женой. А мы поедем из разных мест, ее могут не пустить. Нужен второй билет». Невозможно объяснять, что машину с их номерами, в котором он или она сидят, просто не могут куда-то не пустить или потребовать какой-то билет. Проще сесть на редакционную машину и поехать к этому каллиграфу и выписать второй билет на жену. Лева его спрашивает: «Вы во сколько приедете» – «Ну как же, там написано: съезд гостей к 17-30» – «Ну, может быть, вы минут на 15-20 попозже, когда народ…» – «Нет, я приеду вовремя».
И вот накануне, когда я привожу коменданту Дома приемов списки со всеми номерами машин, со всеми гостями и говорю в очередной раз, что будет Борис Николаевич. Мне в ответ: «А нам никакая команда не поступала. Если он будет, то мы узнаем об этом первыми».
Потом уже выяснилось – произошло то, чего в принципе произойти не могло. Валя Юмашев напрямую передал Ельцину и первый, и второй пригласительные, и с ним много раз разговаривал на эту тему. Но никто – ни Борис Николаевич, ни Валя – не сообщили об этом мероприятии в протокольный отдел администрации президента. Кроме Бориса Ельцина, были приглашены многие из его окружения. Руководитель службы безопасности Коржаков и другие. Каждый сказал своему водителю, своему секретарю, но никому из них также не пришло в голову сообщить службе протокола.
И только утром 1 апреля (такая первоапрельская шутка) служба протокола узнает, что Ельцин будет в Доме приемов на Косыгина. Что нужно выставлять охрану и т.д. Сообщает об этом коменданту и всем остальным. И вот я подъезжаю к этом самому Дому приемов на трех частных машинах. Со мной – большое количество юношей и девушек в возрасте 17-18 лет. Они должны раздавать сувениры, встречать гостей. Естественно, охранник нас не пускает.
«Соедините меня с комендантом». Меня соединяют. Комендант: «Вы понимаете, у нас сегодня будет Ельцин». Дальше, я честно могу сказать… Мат – это совсем не мой язык, и я им никогда особо не пользуюсь. Но в этот момент, кажется, не удержалась: «Я с первого дня говорила, что будет Ельцин. Кто кого принимает? Ельцин меня или я Ельцина? Если меня сейчас не пустят, то мероприятие не состоится». – «Я не могу вас пустить, пока не заступит охрана». А охрана заступает за час-полтора до приезда Президента. Значит, я не успею подготовиться. В общем, он на свой страх и риск, бело-зеленый, открывает эти ворота, пускает три частные машины, толпу малолетних и сумки неизвестно с чем.
Я понимаю его состояние, понимаю, что его инфаркт мне точно не нужен: «У вас есть какая-нибудь комната?» – «Да, вот моего заместителя». Мы все заносим в эту комнату, и детей туда же, все запираем на ключ и ждем, когда приедет охрана.
Охрана приезжает. «Мы будем дарить сувениры, в том числе Борису Николаевичу, кто у вас отвечает за сувениры?». От стеночки отделяется молодой человек, невысокого роста, худенький: «Я». Подарочные пакеты стоят на полу: «Вот видите, у всех пакетиков по одному бантику, а у этого пакетика два бантика. Это для Ельцина».
Дальше можно было только за его руками наблюдать. Как на конкурсе пианистов… Он развязывает эти бантики, открывает пакет, вытаскивает коробку спичек, а сверху у нее, как я вам говорила, еще бумажная обертка. Он снимает эту обертку, открывает коробку, открывает по очереди спички, вытаскивает, осматривает, складывает обратно. Укладывает так, как будто это только что с конвейера, и как вишенка на торте – одевает обратно бумажную упаковку поверху.
Потом достает часы, еще что-то. И вдруг ему попадается брелочек: «А это что?». – «Это очень просто. Вы ночью вошли в подъезд, у вас не горит свет, вам надо попасть в квартиру». А перед этим были довольно бурная история по поводу Бориса Николаевича на мосту. Этот молодой человек, видимо, себе очень живо нарисовал картинку, как Борис Николаевич в темном подъезде не может попасть ключом в замок и войти в квартиру: «Дарите что хотите. Я больше ничего проверять не буду». Мы все завязали, приготовили.
А дальше начинают приезжать гости. Приехал Ельцин с Наиной Иосифовной. Был красивый стол, красивый зал, много красивых, празднично одетых людей, которые все были довольны, включая Боннэр, которой удалось переговорить с Ельциным и передать ему какие-то записи. Все находили возможность общаться. Мероприятие удалось. Но рано или поздно все должно заканчиваться. И по протоколу в 21 час Ельцин должен станцевать вальс под президентский оркестр и уйти.
А Ельцин не хочет уходить, ему очень понравилось. Ему так душевно и так тепло. Но остаться он не может, потому что протокол… Ельцин решает побыть еще в Доме приемов, но в другом крыле вместе с Коржаковым и компанией.
Шеф-повар подходит ко мне с белым лицом. Ему приходится сказать, что у него нет здесь никаких продуктов, чтобы накрыть стол Ельцину. В Доме приемов нет кухни, все было привезено. И хотя в большом зале, где проходит прием, столы ломятся и еды полно, но не может же он ходить и собирать со столов угощение для Ельцина?
Единственное, что есть, это та комната на 20 человек, которую я просила накрыть. «Можно, мы из той комнаты всю еду перенесем Ельцину, в зал на другой половине, а вам потом еще раз накроем, соберем, что нужно со столов?». Нам-то все равно – со столов или не столов, свои люди. «Можно», спасая его положение, ситуацию, и будучи на высоте того, что я это все предусмотрела, а вы мне объясняли, что «у вас ложки воруют».
Ельцин ушел, остальные еще час или полтора общались. И на выходе каждому дарим пакет с подарками. Выходит Боннэр, я беру пакет, достаю коробку со спичками и вдруг слышу: «Наташа, когда я вчера увидела эти спички, мне их так захотелось. Андрей Дмитриевич всю жизнь собирал спичечные коробки». Предположить, что Сахаров всю жизнь собирал спичечные коробки, и для нее это важный сувенир, я не могла, но то, что у нее была такая почти детская обида накануне, это я увидела.
Проводили всех гостей. Тут еще остаются какие-то коробки, надо что-то прибрать… И вот мы вдвоем с Анечкой, ей 17 лет, и она только что пришла ко мне в агентство, сидим. Она – рыдает. Уже просто нет физических сил. Всего этого напряжения, подготовки, ночного сбора сувениров, проникновения на территорию вполне было достаточно, чтобы после финала пошла такая расслабуха.
С нами еще комендант, больше никого. И Ельцин уже давно уехал, и охрана вся снялась. Уже ночь. Комендант рядом сидит, говорит: «На моей памяти столько было мероприятий, но такого организованного не было никогда». Было приятно. Не знаю, может, лукавил, может, тоже уже слегка расслабился.
На следующий день у нас еще был внутренний прием только для редакции в Центральном доме литераторов.
Потом начались рабочие будни, первое заседание редколлегии «Огонька», где мне объявляют выговор, что очень плохо мы работали с рекламой, рекламы почти в «Огоньке» нет, а им не на что жить… Такая трогательная история примерно полуторамесячной работы в «Огоньке».
Там, в «Огоньке» я проработала еще примерно год. Затем часть «Огонька» купил Борис Березовский, и одним из первых его требований было, чтобы меня там назавтра не было. Но это уже другая история.
А с этого самого дня летоисчисление «Огонька» вернулось к 9 (21 по новому стилю) декабря 1899 года, восстановив всю последовательность нумерации.
Очередной номер «Огонька» вышел с другой новой, вернее, старой датой рождения, через девять с половиной лет праздновалось его столетие, но уже без меня.
Из Википедии:
•50-летие «Огонёк» отметил в 1973 году,
а 100-летие — уже в 1999 году. Это связано с тем, что во времена СССР официальной датой основания журнала было
1 апреля 1923 года, но в начале 1990-х редакция издания восстановила историческую справедливость.
•Макет обложки, полиграфия и логотип «Огонька», возрождённого в 1923 году в СССР, до 1936 года был таким же, каким был у этого журнала с 1908 по 1918 годы в России.
•В создании журнала «Огонёк» в 1923 году принимал участие Э. Г. Голомб, сотрудник дореволюционного журнала «Огонёк».
